21 апр. 2011 г.

Папины рассказы. Метель в Белоключье

Русское зимнее село
У нас был свой дом. Мы его очень любили. Какое счастье было, еле передвигаясь, открыть калитку, потом ворота, протопать по чищеному двору до крыльца, сбросить свинцовые лыжи и уже остывшие лыжные палки вместе с варежками, зайти в сени и открыть толстую дверь, покрытую теплым толстым покрывалом. Вступаешь в дом, с тобой вместе рвется морозный пар, но сразу оседает, а ты начинаешь таять - сначала видишь капли на меховой шапке, потом вдруг заблестят льдинки на полах пальто, воротнике, на валенках. Иногда ноги холодные и ты лезешь к печке, приставляя ступни , а иногда ноги после лыж горячие, и ты бросаешь влажные носки, а мама подает тебе сухие. Тепло и свобода от одежды толкает тебя к столу, к обеду.

Как хорошо  мы сегодня покатались! Я всего два раза упал. Лыжню так раскатали, не устоишь, да еще ямки - не присядешь, так тебя и мордой об снег. Да под конец еще  упал, в гору поднимался елочкой, сбился, и лыжи поехали, запутались. 

Между тем дело дошло до чая. У печки отец колдовал - приготовил пучок сухих щепок, три поленца и большой лоток угля. Растопил, лоточком высыпал уголь на поленца, закрыл дверку, открыл поддувало, подумал немного, сколько воздуха пустить чтобы не погасло, и подошел ко мне.

 - “А мы , когда с матерью поженились, чуть в метели не пропали”.
 - “Как это?” - спросил я.

"Наперекор метели". Герман Кауфман старший

И отец начал повествование.

        - “Это было в 1924 году. Жили мы тогда в Белоключье. Наши дома стояли рядом. Мама твоя жила с отцом Андреем , матерью и сестрой, а у нас семья была большая: отец Василий, маменька, четыре брата и две сестры. Я был самый младший, в 1918 году в революцию мы переехали из города  Сызрани в деревню Белоключье, где родился мой отец Василий и жило много Ворониных. За 6 лет я выучился всем делам деревенским - лошади, скотина, пахать, сеять, косить, молотить. Мне даже доверяли в город мешки возить с рожью, пшеницей, просом, ячменем, гречкой иногда, не каждый год.

Братья мои не очень тянулись к земле, а мне даже соседи хвалили, я быстро выучил самую сложную работу - подсевать места, где плохо взошло. Берешь сито, захватываешь в горсть зерно и раскидываешь, где нет всходов - подсеваешь”.

        - “Папа, ты, вроде, хотел про метель рассказать"...

Я заглянул в окно. Было серое небо, иногда согнувшись и держась за воротник, проходил человек, глядел под ноги. Я видел следы своих лыж у калитки. Снег уж давно не выпадал, и следов уже так много, что появились темные тропинки, дорогу раскатали... Я уроки выучил и думал послушать радио, детскую передачу. Телевизоров тогда не было. 

Тут отец говорит:

- “Вот также сидим мы зимой у окна, дело к вечеру, смеркается. Как поженились, я переехал к тестю из родного дома, тут метров 20, соседи ведь. На улице крутить стало, иногда снегом прямо в окно кидает, а потом, как повалит, как повалит. Тут бы полено в печь подбросить, во двор выйти, скотину проверить, двери подпереть, но Маню еще утром увезли в соседнее село Шигоны - платье обещали доделать, скоро Рождество. Я стал чаще подбегать к окну, там, кажется, набирает силу настоящая пурга. Снег не просто падает стеной, а закручивает и временами через окна слышен свист и завывание. Даже свет в керосиновой лампе временами колыхнется, но не гаснет, а опять заплещет, мерцает, от окна воздух холодный веет.

Тут и мать ее забеспокоилась, она в мольбе повернула голову к образам в переднем углу на кухне и стала молиться за спасение дочки, чтобы Бог вывел Марью из пурги. Мне казалось, что мы ничего не делаем, и это погубит мою жену. Я живо представлял , как она там в санях, без утепления. Уезжали утром - тихо, снег блестел, морозец чуть за уши щипал, лошадь у родни хорошую запрягли, она перебирала ногами и рвалась в дорогу. Да тут 8 километров, она со свистом прокатится  и сразу после обеда приедет, привезут ее - уж очень любили все эту красавицу здесь в селе и в Шигонах.

Эта моя любовь была часто до расстройства. С 10 лет детьми мы всюду вместе бегали и по селу, и гусей гоняли, на пруд и вечером оттуда, и овец с коровами встречали от пастуха, а потом нас стали брать в поле, бегали, еду носили. Особенно я волновался, когда один из Шигон стал нарочно мимо проезжать, да про нее спрашивать, из дома вызывать. Я купил револьвер, был готов на крайность, и стал торопить своего отца запускать сватов к Власовым от меня.

“Что же делать, отец?” - спрвшивает мать. Они всю жизнь в деревне прожили, всякое видали. Бывало, и смерть видели, и слезы лили. Отец Андрей может больше всех переживал, да виду не показывал. Марешка, как он ее звал,  была его любимой дочкой. Никто не знал, что стоило ему спокойно сидеть за столом, успокаивать жену и старшую дочь Наталью.

“Папаша, пустите меня, дайте лошадь. Я поеду к ним навстречу, я не могу тут сидеть, ждать. Может их занесло или перевернулись, встали, по такой метели за полчаса замерзнут”.

“Если уж ехать, то мне, а ты куды. Я тут каждый бугорок помню, каждую ямку учую. И лошадь-то мою ты не поймешь, а меня она по любому домой привезет, хоть живого, хоть мороженого”.

Я выбежал во двор, душа моя трепетала от страха, мне живо представилось, как она меня зовет и плачет, как молится о спасении. Я вижу ее в кружочках стекла еще не покрытого льдом окна, ее растрепаные черные волосы стали белые от снега и инея, я такой ее никогда не видел. Она молчала, подняла руки и прощалась со мной что-ли. Дальше я с трудом вспоминаю, рассудок командовал мной.

Я раскрыл ворота, собака тявкнула и забилась дальше в конуру. Я вывел лошадь и запряг ее в маленькие сани. Лошадь передернула спиной, один глаз ее косил на мои руки, я завязал на руку кнут, сбегал за тулупом и шапкой, хлестнул, и лошадь, согнув спину и присев на задние ноги, пулей вылетела в бушующую вьюгу.

"В метель". Николай Андреев. 1924 г.

Я помню как рванул вожжи влево, чтобы выехать на большую улицу. Дальше мне надо было вовремя повернуть направо - это уже дорога на Шигоны. Далее я должен ехать прямо и кричать, смотреть потерпевших по обочинам, не пугаясь, не сомневаясь, не останавливаясь. Господи, помоги мне, сыне боже, помилуй, спаси и сохрани!

Я знал, что время в таких делах идет по-другому. Тут главное не паниковать, чутко слушать ветер, но не поддаваться обману. Сначала я видел как низко присели избы под валом снега, еле заметные точки света и знакомая картина домов, небольшой подъем из улицы на большую дорогу и правый поворот и вперед! Это все было, а вот потом... Хотела-ли лошадь скакать прямо по большой дороге? И я засомневался. 

Голос мой охрип, лошади я не доверял полностью. А как едут они, где они могут сейчас быть? Тут я почуствовал, что тулупчик мой расстегнулся, тело стало наполняться холодом, лошадь перешла на шаг, мои уши от ветра перестали чуять мороз и стали толстые и влажные как бы. Я ехал стоя, ноги ниже колен занемели и иногда качались, куда им хочется. Так и выпасть из саней можно, лошадь уйдет, и тогда я точно погибну. Я стал еще кричать, уже “помогите!”, но сам себя не слышал, снег убавился, но ветра здесь бешеные. Они усиливают мороз, а снег, он, как одеяло. Мне стало, вроде, теплее, вот снова снег пошел, сейчас будет тепло.... Маня, где же ты,  милая?..

“Смотрите, смотрие, он шевелится! Живой!” Я понял, что это про меня, это голос Мани, я его не узнал. Я открыл глаза, надо мной склонилась любимая, вся в слезах, кругом свои. Тесть держал меня на руках, как ребенка, одной рукой он сжимал мою ладонь, отчего я и оттаил, в ногах у меня с тряпкой и гусиным салом трудилась Наталья. Это сало покрывало мои уши, нос, щеки и разливало тепло.

Оказывается, победило терпение Андрея. Вскоре услышали треск - это лошадь заехала во двор, задела санями за столбы и встала, вся мокрая, с белой от инея гривой. Двери дома распахнулись настеж. “Дочка, господи, да где ты?” “Я здесь , я очень испугалась, мы сбились, потом опять влезли на большую дорогу и даже унюхали дым от деревни”.

Но главным героем стал тесть Андрей. Встретив дочь, он тут же запряг и сам вылетел в ночь. Проехав по большой дороге в одну сторону, он развернулся и поехал в другую сторону по большой дороге мимо деревни, и вскоре его лошадь фыркнула, почуяв свою сестру. Она стояла, вожжи были опущены, ноги не держали Александра, и он лежал в санях неподвижно. Поменявшись тулупом и привязав лошадь сзади, Андрей уже через полчаса занес Александра в теплый дом. Еще много испытаний выпало на нашу семью, и мой отец старался донести до меня как можно больше.

Комментариев нет:

Отправить комментарий